О жене и детях не беспокойся я беру их на свои руки
Добавил пользователь Валентин П. Обновлено: 04.10.2024
180 лет назад в результате смертельного ранения, полученного на дуэли, скончался поэт Александр Пушкин. Лайф вспоминает о последних днях его жизни.
После дуэли смертельно раненного Пушкина привезли домой — на улицу Мойку, дом 12. Секундант поэта Данзас позаботился предупредить Наталью Пушкину о ране мужа, правда, сообщил ей не всю правду. Он заявил, что поэт стрелялся с Дантесом, ранен, но очень легко.
Наталья тут же бросилась в переднюю, куда уже вносили на руках Пушкина. Поэт принялся успокаивать жену, заверил, что его рана не опасна. Его отнесли в кабинет, где раздели и положили на диван. В скором времени прибыл врач, Пушкин попросил говорить с ним о его положении откровенно. Он боялся не успеть дать нужные распоряжения.
Если так, то я должен вам сказать, что рана ваша очень опасна и что к выздоровлению вашему я почти не имею надежды,
врач Николай Арендт.
Поэт принял это спокойно, только попросил не сообщать жене. При прощании врач также добавил, что обязан сообщить о дуэли императору, но Пушкина это уже не волновало. После отъезда Арендта к поэту начали съезжаться его друзья: поэт Жуковский, князь Вяземский, историк Тургенев, граф Виельгорский, князь Мещерский, будущий министр внутренних дел Валуев, бывшая фрейлина Загряжская. Они не оставляли поэта до самой смерти, только редко отлучались на короткое время.
Через два часа вернулся Арендт — привёз записку от Николая I, наскоро написанную карандашом: "Любезный друг Александр Сергеевич, если не суждено нам видеться на этом свете, прими мой последний совет: старайся умереть христианином. О жене и детях не беспокойся, я беру их на своё попечение".
В течении всего дня Пушкина постоянно навещали доктора, но никто не мог облегчить его страданий. Вечером Пушкин продиктовал все свои долги Данзасу, а потом убедительно попросил не мстить за него — поэт хотел умереть христианином.
Ближе к ночи состояние поэта ухудшилось, боль достигла своего апогея, Пушкин хотел застрелиться. Когда поэт остался один в комнате, он позвал слугу и велел ему подать ящик. В нём были пистолеты. Слуга догадался о намерении Пушкина и предупредил Данзаса. Тот поспешил в комнату поэта и отобрал у него оружие, которое Пушкин успел спрятать под одеяло.
Наутро о ранении Пушкина знал весь Петербург. К его дому стали подходить знакомые и незнакомые люди, передняя была переполнена посетителями. Все задавали один и тот же вопрос: "Он поправится, надежда есть?". О его здоровье часто посылали узнать государь, наследник и великая княгиня. Пушкин впускал к себе только близких знакомых, хотя и интересовался, кто к нему приходит.
— Мне было бы приятно видеть их всех, но у меня нет силы говорить с ними,
Среди тех, кто провёл с Пушкиным последние часы его жизни, был Владимир Даль. Он не мог смириться с тем, что его друг погибает, поэтому всё время ухаживал за Пушкиным, как врач: давал лекарства, прикладывал лёд к голове, ставил припарки. При этом сам поэт заставил всех присутствовавших сдружиться со смертью и уже спокойно ожидал её. Он общался с друзьями и шутил. Все, видя его весёлое настроение, понадеялись на благоприятный исход. Врачи тоже приободрились и решили лечить смертельное ранение пиявками.
К ночи Пушкин почувствовал себя хуже, к тому же им овладела болезненная тоска. Периодически он ненадолго засыпал, а когда просыпался, просил пить, но пил только по несколько глотков. Поэт жаловался на тоску и слабость и постоянно спрашивал: "Скоро ли это кончится?".
— В продолжение долгой ночи глядел я с душевным сокрушением на таинственную борьбу жизни и смерти и не мог отбиться от трёх слов из "Онегина", трёх страшных слов, которые неотвязчиво раздавались в ушах, в голове моей, слова: "Ну, что ж? Убит!",
К утру пульс поэта стал ослабевать, а потом поднялся до 120 ударов в минуту, также у поэта начался небольшой жар. Арендт объявил, что Пушкину осталось жить не более двух часов. А публика продолжала атаковать дом поэта. Данзас даже был вынужден обратиться в Преображенский полк с просьбой поставить у крыльца, к которому уже невозможно было протиснуться, часовых.
Тем временем Пушкину становилось всё хуже и хуже, он слабел с каждым мгновением. Когда боль становилась невыносимой, поэт стискивал зубы, потому что не хотел, чтобы жена слышала его стоны. Он сохранял бодрость, только иногда впадал в забвение на несколько секунд. Вскоре пульс снова стал падать, руки начали стыть. Наталья Пушкина и друзья умирающего окружили его изголовье. В последний раз Пушкин открыл глаза и сказал: "Жизнь кончена", а потом добавил: "Тяжело дышать, давит". Это были его последние слова. Наталья, рыдая, бросилась к мужу, толкала его и кричала: "Пушкин, Пушкин, ты жив?!".
Тело Пушкина находилось в доме два дня. Всё это время в квартире было полно народу: вход был открыт для всех посетителей. На отпевание, на котором присутствовали вся знать и власть, пускали уже по билетам. А на улице у церкви толпилась не попавшая внутрь публика. Поэта похоронили в Святогорском монастыре около его имения, он желал быть похороненным около своей матери.
Из депеши вюртембергского посланника в Петербурге князя Гогенлоэ-Кирхберга:
31 января 1837 года
31 января, на второй день после смерти Пушкина, по ходатайству Василия Андреевича Жуковского Николай I утвердил список благодеяний семье Поэта:
«1. Заплатить долги.
2. Заложенное имение отца очистить от долга.
3. Вдове пенсион и дочерям по замужество.
4. Сыновей в пажи и по 1500 р. на воспитание каждого по вступлении на службу.
5. Сочинения издать на казенный щёт в пользу вдовы и детей.
31 января 1837 года.
Из камер-фурьерского журнала:
«…В час пополудни съехались в Зимний дворец и собрались в Ротонде приглашенные от ее величества по списку к утреннему балу обоего пола особы, дамы в цветных круглых платьях, кавалеры военные в обыкновенных мундирах и зеленых рейтузах, а статские в мундирных фраках, которые в пятьдесят минут второго часа приглашены были в Золотую гостиную комнату.
Из письма П. А. Вяземского великому князю Михаилу Павловичу:
31 января, в полночь, по пустынной набережной реки Мойки останки Пушкина были перенесены в придворную церковь Конюшенного ведомства.
Из письма В. А. Жуковского графу А. X. Бенкендорфу:
Из воспоминаний сына Вяземских, князя Павла Петровича (1820–1888):
Из дневника А. И. Тургенева:
А. И. Тургенев — брату Николаю Ивановичу Тургеневу в Париж.
«31 генваря 1837. Петербург.
Я провел почти двое суток у кровати Пушкина, — он ранен в 4 пополудни 27 января, а скончался 29-го в 2 3/4 пополудни, в день рождения Жуковского, который теперь для его семейства ангелом-хранителем. Он, Велгурский, Вяземский и я не отходили от страдальца: Арндт, Спасский, друг его, и доктор Даль облегчали последние минуты его. Жена, за которую дрались, в ужасном положении. Она невинна, разве одно кокетство омрачило ее душу и теперь страшит ее воспоминаниями. В первый день дуэли послал он (Пушкин. — Авт.) к государю доктора Арндта просить за себя и за его секунданта Данзаса (полковника) прощения. Государь написал карандашом записку a peu pres[20] следующего содержания и велел Арндту прочесть ему записку и возвратить себе: „Если Бог не приведет нам свидеться на этом свете, то прими мое прощение и совет исполнить долг христианский: исповедайся и причастись, а о жене и о детях (у него два мальчика и две дочери) не беспокойся: они будут моими детьми, и я беру их на свое попечение“. — Мальчики записаны теперь же в Пажеский корпус, а жене будет пенсия, если добрый Жуковский не устроит чего лучшего. Сочинения Пушкина на казенный счет будут напечатаны, и сумма отдается детям в рост. Завтра отпевают его и повезут, по его желанию, хоронить в псковскую деревню отца, где он жил сосланный. Отец в Москве, и я описывал каждую минуту Пушкина страдания и смерти, дабы ему доставлено было все, что есть утешительного для отца в этой потере. Пушкин велел написать частные долги и написал реэстр своей рукой довольно твердою.
Литературный календарь запись закреплена
27 января 1837 года на Чёрной речке состоялась дуэль с Дантесом. Пушкин был ранен: пуля перебила шейку бедра и проникла в живот. Для того времени ранение было смертельным. Пушкин узнал об этом от лейб-медика Арендта, который, уступая его настояниям, не скрывал истинного положения дел.
Перед смертью Пушкин, приводя в порядок свои дела, обменивался записками с Императором Николаем I. Записки передавали два человека:
В. А. Жуковский — поэт, на тот момент штатный наставник наследника престола, будущего императора Александра II.
Н. Ф. Арендт — лейб-медик императора Николая I, врач Пушкина.
Поэт просил прощения за нарушение царского запрета на дуэли:
…жду царского слова, чтобы умереть спокойно…
Если Бог не велит нам уже свидеться на здешнем свете, посылаю тебе моё прощение и мой последний совет умереть христианином. О жене и детях не беспокойся, я беру их на свои руки.
— Считается, что эту записку передал Жуковский
1. Заплатить долги.
2. Заложенное имение отца очистить от долга.
3. Вдове пенсион и дочери по замужество.
4. Сыновей в пажи и по 1500 рублей на воспитание каждого по вступление на службу.
5. Сочинения издать на казённый счёт в пользу вдовы и детей.
6. Единовременно 10 000 рублей.
30 января 1837 года императрица Александра Федоровна писала своей фаворитке графине Софи Бобринской:
В тот же вечер императрица посещает театр, где дают водевиль.
Января 1837 года.
Из камер-фурьерского журнала:
«…В семь часов полудня съехались в Зимний дворец приглашенные к спектаклю обоего пола особы. В сорок минут восьмого часа в концертном зале в присутствии высочайших и приглашенных обоего пола особ представлены были на поставленной театральной сцене вначале российскими придворными актерами комедия-водевиль „Жена, каких много, или Муж, каких мало“, а после того французскими актерами водевиль.
Очевидно, что трагические события января 1837 года, в том числе и гибель Пушкина, занимали царскую семью. И если отклик императрицы Александры Федоровны на дуэль относится непосредственно к тому времени, то воспоминания ее средней дочери, великой княжны Ольги Николаевны [18] , которой в год гибели Пушкина было всего 15 лет, относятся к началу 1840-х годов.
|
Января 1837 года.
Из депеши вюртембергского посланника в Петербурге князя Гогенлоэ-Кирхберга:
31 января 1837 года
31 января, на второй день после смерти Пушкина, по ходатайству Василия Андреевича Жуковского Николай I утвердил список благодеяний семье Поэта:
«1. Заплатить долги.
2. Заложенное имение отца очистить от долга.
3. Вдове пенсион и дочерям по замужество.
4. Сыновей в пажи и по 1500 р. на воспитание каждого по вступлении на службу.
5. Сочинения издать на казенный щёт в пользу вдовы и детей.
Января 1837 года.
Из камер-фурьерского журнала:
«…В час пополудни съехались в Зимний дворец и собрались в Ротонде приглашенные от ее величества по списку к утреннему балу обоего пола особы, дамы в цветных круглых платьях, кавалеры военные в обыкновенных мундирах и зеленых рейтузах, а статские в мундирных фраках, которые в пятьдесят минут второго часа приглашены были в Золотую гостиную комнату.
Из письма П. А. Вяземского великому князю Михаилу Павловичу:
31 января, в полночь, по пустынной набережной реки Мойки останки Пушкина были перенесены в придворную церковь Конюшенного ведомства.
Из письма В. А. Жуковского графу А. X. Бенкендорфу:
Из воспоминаний сына Вяземских, князя Павла Петровича (1820–1888):
Из дневника А. И. Тургенева:
А. И. Тургенев — брату Николаю Ивановичу Тургеневу в Париж.
«31 генваря 1837. Петербург.
Я провел почти двое суток у кровати Пушкина, — он ранен в 4 пополудни 27 января, а скончался 29-го в 2 3/4 пополудни, в день рождения Жуковского, который теперь для его семейства ангелом-хранителем. Он, Велгурский, Вяземский и я не отходили от страдальца: Арндт, Спасский, друг его, и доктор Даль облегчали последние минуты его. Жена, за которую дрались, в ужасном положении. Она невинна, разве одно кокетство омрачило ее душу и теперь страшит ее воспоминаниями. В первый день дуэли послал он (Пушкин. — Авт.) к государю доктора Арндта просить за себя и за его секунданта Данзаса (полковника) прощения. Государь написал карандашом записку a peu pres [20] следующего содержания и велел Арндту прочесть ему записку и возвратить себе: „Если Бог не приведет нам свидеться на этом свете, то прими мое прощение и совет исполнить долг христианский: исповедайся и причастись, а о жене и о детях (у него два мальчика и две дочери) не беспокойся: они будут моими детьми, и я беру их на свое попечение“. — Мальчики записаны теперь же в Пажеский корпус, а жене будет пенсия, если добрый Жуковский не устроит чего лучшего. Сочинения Пушкина на казенный счет будут напечатаны, и сумма отдается детям в рост. Завтра отпевают его и повезут, по его желанию, хоронить в псковскую деревню отца, где он жил сосланный. Отец в Москве, и я описывал каждую минуту Пушкина страдания и смерти, дабы ему доставлено было все, что есть утешительного для отца в этой потере. Пушкин велел написать частные долги и написал реэстр своей рукой довольно твердою.
Приглашение на отпевание Пушкина:
1 февраля 1837 года
А. И. Тургенев — брату Николаю.
Узнав о дуэли, И. А. Крылов воскликнул:
Всего же юнцов, пришедших в Царскосельский лицей вместе с Александром в 1811 году, было 29. Теперь их стало меньше еще на одного.
Среди тех, кто пришел проститься с Поэтом, была и воспетая им Анна Петровна Керн.
К сожалению, ни отец, ни брат, ни сестра Пушкина, разделенные расстоянием, обстоятельствами и временем, не смогли присутствовать на его отпевании.
В то время, когда происходило отпевание Поэта в Конюшенной церкви, Николай I отдал неожиданный приказ о проведении на следующий день военного смотра.
Из дневника А. В. Никитенко, с 1834 года — профессора русской словесности Петербургского университета:
«1 февраля. Народ обманули: сказали, что Пушкина будут отпевать в Исаакиевском соборе, — так было означено и на билетах, а между тем тело было из квартиры вынесено ночью, тайком, и поставлено в Конюшенной церкви. В университете получено строгое предписание, чтобы профессора не отлучались от своих кафедр и студенты присутствовали бы на лекциях.
Из дневника А. И. Тургенева:
Наталья Николаевна подала прошение на высочайшее имя об учреждении опекунов над ее детьми.
Текст этого письма, по всей видимости, обсуждался ею с друзьями Поэта. Само же письмо было отправлено несколько дней спустя.
Наталья Николаевна Пушкина — Николаю I.
«Супруг мой двора Вашего Императорского Величества камер-юнкер Александр Сергеевич Пушкин волею Божиею скончался 29 минувшего генваря, оставя по кончине своей малолетних детей сыновей Александра 3-х и Григория 2-х лет и дочерей Марью четырех лет, Наталью восьми месяцев и недвижимое наследственное имение, состоящее в разных деревнях Псковской губернии. Вместе с тем осталось и движимое его имущество, надлежащей описи как недвижимому, и так и движимому его имуществу еще не учинено. А как по роду оставшегося по смерти мужа моего имущества необходимо было назначить несколько опекунов, то я, избрав для того двора вашего императорского величества обер-шенка действительного тайного советника графа Григория Александровича Строганова, шталмейстера тайного советника графа Михайла Юрьевича Виельгорского и действительного статского советника Василия Андреевича Жуковского, всеподданнейше обратилась к Вашему Императорскому Величеству о назначении лиц сих опекунами. Текущего февраля 3-го числа г. министр юстиции тайный советник Дашков уведомил меня [23] , что Ваше Величество по упомянутому предмету высочайше соизволили на назначение в опекуны избранных мною лиц, но с тем, чтобы я с настоящею просьбою обратилась куда следует установленным порядком. Сверх назначенных выше особ, я считаю непременным долгом матери принять на себя обязанности опекунши детей моих и присовокупить еще к числу упомянутых опекунов камер-юнкера надворного советника Атрешкова. А как не только упомянутое выше движимое имущество покойного мужа моего находится в С. Петербурге, но и я сама должна для воспитания детей моих проживать в здешней столиции, и как при том все избранные мною в опекуны лица находятся на службе в С. Петербурге, то по сему и прошу:
Дабы высочайшим Вашего Императорского Величества указом повелено было сие мое прошение принять, малолетних детей моих взять в заведование С. Петербургской дворянской опеки и, утвердив поименованных выше лиц в звании опекунов детей моих, учинить распоряжение, как законы повелевают.
Звание опекунов принять согласны:
Двора Его Императорского Величества обер-шенк граф Григорий Строганов;
Двора Е. И. В. шталмейстер граф Михаил Виельгорский; Действительный статский советник Василий Жуковский;
Двора Е. И. В. камер-юнкер Наркиз Атрешков.
Наталия Николаевна Пушкина: на Мойке против Конюшенного моста в доме Волконской;
Граф Григорий Александрович Строганов на углу Италианской и Караванной улицы в доме принца Гогенлоэ-Киршберг № 21;
Граф Михаил Юрьевич Виельгорский в доме Кутузова подле Михайловского театра;
Василий Андреевич Жуковский в Зимнем дворце.
Февраля 1837 года.
Граф А. X. Бенкендорф — графу Г. А. Строганову.
Февраля 1837 года.
П. А. Вяземский, вернувшись домой после отпевания, написал записку:
Затем, в тот же день, князь написал письмо в Париж Александре Осиповне Смирновой (Россет):
«…Страшное несчастье обрушилось на наши головы, как громовой удар, когда мы всего менее этого ожидали, хотя, сказать по правде, после этих проклятых безъимянных писем небосклон бедного Пушкина постоянно был покрыт облаками. В жестоких страданиях своих Пушкин был велик твердостью, самоотвержением, нежною заботливостью о жене своей. Чувствуя, что смерть близка, он хладнокровно высчитывал шаги ее, но без малейшего желания порисоваться, похорохориться и подействовать на окружающих. Таков он был и во время поединка. Необузданный, пылкий, беспорядочный, сам себя не помнящий во всех своих шагах, имевших привести к роковому исходу, он сделался спокоен, прост и полон достоинства, как скоро добился чего желал; ибо он желал этого исхода. Да, конечно, светское общество его погубило. Проклятые письма, проклятые сплетни приходили к нему со всех сторон. С другой стороны, причиною катастрофы был его пылкий и замкнутый характер. Он с нами не советовался, и какая-то судьба постоянно заставляла его действовать в неверном направлении. Горько его оплакивать; но горько также и знать, что светское общество (или, по крайней мере, некоторые члены оного) не только терзало ему сердце своим недоброжелательством, когда он был жив, но и озлобляется против его трупа.
Умирая, Пушкин продиктовал записку, кому он что должен; вы там упомянуты. Это единственное его распоряжение.
Февраля 1837 года.
Министр внутренних дел Дмитрий Николаевич Блудов — псковскому гражданскому губернатору Алексею Никитичу Пещурову.
А. И. Тургенев — сестре А. И. Нефедьевой.
«1 февраля 1837 года.
…Жена в ужасном положении; но иногда плачет. С каким нежным попечением он о ней в последние два дни заботился, скрывая от нее свои страдания. Вскрытие нижней части показало, что у него раздроблено было бедро.
Сегодня, еще прежде дуэли, назначена и в афишках объявлена была для бенефиса Каратыгина пиеса из Пушкина: „Скупой рыцарь“, сцены из Неистовой трагикомедии. Каратыгин, по случаю отпевания Пушкина, отложил бенефис до завтра [24] , но пиесы этой играть не будет! — вероятно, опасаются излишнего энтузиасма…
Вчера, входя в комнату, где стоял гроб, первые слова, кои поразили меня при слушании псалтыря, который читали над усопшим, были следующие: „Правду твою не скрыв в сердце твоем“. — Эти слова заключают в себе всю загадку и причину смерти; то есть то, что он почитал правдою, что для него, для сердца его казалось обидою, он не скрыл в себе, не укротил в себе, а высказал в ужасных и грозных выражениях своему противнику — и погиб!
Стечение было многочисленное по улицам, ведущим к церкви, и на Конюшенной площади; но народ в церковь не пускали. Едва достало места и для блестящей публики. Толпа генералов-адъютантов, гр. Орлов, кн. Трубецкой, гр. Строганов, Перовский, Сухозанет, Адлерберг, Шипов и пр. Послы французский с растроганным выражением, искренним, так что кто-то прежде, слышав, что из знати немногие о Пушкине пожалели, сказал: Барант и Геррера во всем этом — единственные русские!
Февраля 1837 года.
Из камер-фурьерского журнала:
Из письма В. А. Жуковского отцу Поэта:
Стоит заметить, что 18 января, когда непоправимое еще не стало реальностью, барон Август Люцероде, как и другие представители дипломатического корпуса, давал бал в честь новобрачных Екатерины и Жоржа Дантес. Князь Вяземский в письме к Эмилии Мусиной-Пушкиной упоминал об этом бале:
Приглушенный голос светских гостиных не доносился до подвалов Конюшенной церкви, где в ночь с 1-го на 2-е февраля 1837 года, после отпевания, прощаясь, неотлучно находились у гроба Пушкина те, кто знал и ценил жаркое сердце Поэта.
|
«Всем известно, какое было тогда стечение народу на канаве у Певческого моста перед домом Весь этот люд днем и ночью рвался поклониться праху незабвенного поэта. Затем тело Александра Сергеевича до дня похорон поставили в склеп Конюшенной церкви, и там поклонения продолжались. А дамы так даже ночевали в склепе, и самой ярой из них оказалась тетушка Аграфена Федоровна Закревская. Мало того, что ее сон не брал все время, как тело стояло в склепе, мало того, что она, сидя около гроба в мягком кресле, не переставала обливаться горючими слезами, — нет, она еще знакомила ночевавших с нею в склепе барынь с особенными отличительными чертами характера дорогого ей человека. Разумеется, она первым делом с наслаждением поведала барыням, что Пушкин был в нее влюблен без памяти, что он ревновал ее ко всем и каждому. Что еще недавно в гостях у Соловых Пушкин шепнул ей на ухо: „Может быть, вы никогда меня не увидите!“
е. Джордж Сорос арестован, Обама обвиняется в государственной измене. Source: Before It.
Пророчества Мессинга: прыжок в иное время В начале двадцатого века в Берлине Мес.
Запад затягивает петлю все туже: эксперт объяснил, как и раскачивают психику военных. .
Сайт посвящён творчеству замечательных российских исполнителей, композиторов и поэтов, со.
- А вот я тёще на день рождения подарил стиралку и сушилку! - На.
-Поиск по дневнику
-Друзья
-Статистика
Гусарская застольная песня
Пускай погибну безвовратно
Навек, друзья, навек, друзья,
Но всё ж покаместь аккуратно
Пить буду я, пить буду я!
Я пью и с радости и с скуки,
Забыв весь мир, забыв весь свет.
Беру бокал я смело в руки,
Пью - горя нет и горя нет!
Когда я пьян, а пьян всегда я,
Ничто меня не устрашит.
И никакая сила ада
Моё блаженство не смутит!
Друзья! Я в тройке полупьян,
И часто вспоминаю вас,
И по щеке моей румяной
Слеза катится с пьяных глаз!
Я возвращался на рассвете,
Всегда был весел, водку пил,
И на цыганском факультете
Образованье получил!
Чисто по-гусарски поет Теодор Бикель
Последняя строка каждого куплета поется дважды
"Когда я пьян, а пьян всегда я. "
Вот - истинно народная русская песня! Авторы ее неизвестны, хотя, вероятнее, пожелали остаться неназванными. Впрочем, что значит "авторы"? Слова все исполнители используют примерно одни и те же, с небольшими вариациями, и именно автор слов неизвестен, да и не жаль, не был он поэтом. А вот мелодия - у каждого исполнителя своя, так что их всех можно зачислить в композиторы.
Печально поет Борис Гребенщиков уже на другую мелодию
Есть основания полагать, что это произведение - из серии так называемых "Песен черных гусар", и родилось оно в 5-м Гусарском Александрийском Ея Императорского Величества Государыни Императрицы Александры Феодоровны полку.
Судя по лексикону, во второй половине XIX века, ближе к его концу, а то и в начале ХХ.
А вот эти певцы из группы ОАЗИС почему-то считают автором слов Дениса Давыдова
Песня была также в репертуаре очень популярного в начале ХХ века певца Семена Садовникова.
И ещё одно очень интересное исполнение: поет Алеша Пальцев
Читайте также: