Как сделать музей популярным
Обновлено: 05.07.2024
Современные технологии открывают новые возможности не только для бизнеса, но и для искусства.
Артефакты древности и музейные экспонаты теперь оживают и дают зрителю новый опыт. Формируется новый кластер мастеров и арт-пространств, использующих технологии дополненной и виртуальной реальностей для увлечения потока посетителей выставок.
Мы собрали самые впечатляющие примеры использования дополненной реальности в музеях и галереях со всего мира.
алёна винокурова
Наталья Смолянская
куратор, исследователь современного искусства и авангарда
Также мы собираемся рассмотреть тему зелёных зон. Это не только парки, но и кормушки для птиц, жилища для животных, которые исчезают из города. Ими занимаются сами жители: например, делают голубятни, которые существуют всегда незаметно, потому что боятся вторжения извне.
Анна Козловская
и Татьяна Миронова
Мы начали изучение района с прогулок по нему. Выделяли разные зоны, фотографировали их и обсуждали. Мы попробовали выделить особенность, которая есть у территории, и поняли, что это обилие заградительных знаков, решёток, заборов, закрытых зон. Так и возникла отправная точка работы. Как возможно, что в районе, где живут люди, всё настолько недоступное и непроницаемое? Мы решили работать с этой проблемой, чтобы сгладить отчуждение, которое так бросается в глаза.
В процессе работы над музеем мы связывались с разными институциями. Самая эффективная договорённость — с Будёновским посёлком, где есть инициативная группа из молодых ребят, поддерживающих наши начинания и помогающих нам. Вместе с ними мы провели экскурсию по Будёновскому посёлку — рассказывали об идее соцгорода, которая лежала в основе проектирования участка. Там же мы наладили связи с местной библиотекой имени Дельвига. Её основали после войны для обмена книгами между жителями посёлка. Впоследствии она превратилась в полноценную библиотеку, которая почти не изменилась с советских времён и выглядит здорово. Мы стали обсуждать с её руководством возможность сотрудничества, и там пошли на контакт. В итоге художник Ваня Каданер сделал инсталляцию в подвальных комнатах библиотеки.
Сообщество Будёновского посёлка более-менее самоорганизованно. Но у них есть повод для этого, ведь посёлок собирались снести. Жители его отстояли, но продолжают функционировать как организованное комьюнити, активно общаясь с городскими властями. Например, они добились посадки деревьев и строительства детских площадок.
Показательно, что недавно в Басманном районе признали объектом наследия деревянную больницу то ли XVIII, то ли XIX века. Она резная, ажурная. И одновременно с этим сносят конструктивистский квартал на Погодинской. Мы же концентрировались на истории XX века. Во-первых, облик района во многом сформировали и формируют бывшие и действующие фабрики. Во-вторых, люди, которые жили и живут здесь, многое помнят и готовы рассказать то, что в интернете и книгах не найдёшь. Все, с кем мы встречались, рассказывали много интересного. И мы хотим сохранять эти личные истории, потому что это не официоз. Музей не должен быть бездушным и казённым помещением с набором объектов, его нужно наполнять живыми историями.
Объекты здесь искать сложно. Когда мы отбирали потенциальный материал для работы Саши Лысова на временной выставке, ходили по металлоломам. В интернете написано, что район просто утыкан пунктами сбора металла, но мы в итоге нашли только два. И в одном из них обнаружили самовар — и всё.
В процессе обсуждений мы поняли, что у нас сложилась идея шести частей. Сначала мы хотели, чтобы всё было закрыто дверцами и стенками, и зритель должен был сам их открывать — так проявлялись бы личные истории жителей района. Но в итоге мы решили всё сделать проще. Открытие первых разделов прошло 21 мая — в Ночь музеев. К этому сроку мы не совсем успевали, но зато дата подошла под концепцию проекта — музея и художественных интервенций в их развитии. Поэтому у нас work in progress. Когда временная выставка закрывалась, на ней стали сами по себе постепенно осыпаться фотографии, а на закрытии уронили одну работу. То есть музей продолжает развиваться, а выставка как будто естественным образом прожила полный цикл.
Историческое здание Политехнического музея откроется в 2020 году, и то, какой будет новая выставочная экспозиция, пока неизвестно никому. Зато понятно, как будут выглядеть общественные пространства — лекторий, лаборатории, лестницы, холлы
Музей идет от идеи кунсткамеры — собрания артефактов. И для многих музей по-прежнему остается коллекцией пыльных чашек, которые обладают определенным статусом. Эти люди идут в музей не только на искусство посмотреть, но и заякориться к чему-то институциональному. Аудитория эта, цинично говоря, уходит. Во всем мире — не только у нас — посетители молодеют, у них новые запросы. Один из самых интересных выражается в том, что люди не хотят видеть музей оплотом гегемонии. Он по всему миру начинают выполнять функцию прямо противоположную — и начинают выступать не от имени национального бессознательного или официозной культурной традиции, а в поддержку различных альтернативных точек зрения на ту же культуру.
В Америке вдруг разразилось сразу несколько скандалов по поводу того, что музеи отказываются от поддержки богатых людей, исключают их из попечительских советов, если есть хоть какие‑то сомнения в источниках их состояния. И точно так же музеи задаются вопросами о собственных коллекциях: а не являются ли предметы, которые экспонируются как национальная гордость, частью колониальной политики?
Попробуйте поговорить с музейщиками старой школы. Довольно быстро выяснится, что они видят свою миссию в том, чтобы чрезвычайно бережно относиться к предмету хранения и по возможности без потерь передать его в руки следующего поколения хранителей. Есть публика, нет публики в экспозиционных залах — для главного хранителя это вопрос второстепенный. Он не публике служит, а искусству с большой буквы. Все эти людишки — не его забота. Для него сохранность предмета, качество его хранения, не утрата — это и есть главные показатели работы. Но — такие музейщики тоже уже уходящая натура.
То есть с точки зрения искусствоведа, эта выставка как бы не событие. А с точки зрения зрителя — событие невероятное.
Во всем мире музеи борются за аудиторию, у которой нет привычки ходить за культурой. Они конкурируют в этом вопросе не с кино или театром, а с зоопарком.
Скажем, семья — он, она, ребенок или несколько детей — собирается весело провести время в городе. У них большой выбор: они могут пойти в какую‑то детскую студию, в панда-парк, на роллердром, а могут и в музей.
В работе с музейными экспозициями есть одна сложность. Она заключается в том, что в отличие от выставок, создавая которые, ты свободен делать какой угодно экспозиционный жест, в музее требуется сохранять некую документальность, некую историческую правду. Собственно, этим музей и отличается от того же театра, к примеру, в котором ты можешь делать все, пересказывать истории своими словами, переносить действие из прошлого в будущее и так далее. Вот всего этого как раз и нельзя сделать в музее. По крайней мере пока и в большинстве случаев.
Еще это непременно магазин, кафе, лекторий и даже какое‑то обязательное городское пространство внутри и вокруг. Уже невозможно представить современный музей без разнообразных медиа — от простейших видеопанелей при входе до интерактивных экспонатов и VR. Различные форматы визуального моделирования и виртуальной реальности — сегодня это уже обязательная часть любой музейной экспозиции. Процесс этот уже не остановить, он набирает обороты, следует за взрывным развитием технологий. Меняются абсолютно все музеи — даже самые консервативные, даже у нас. Возьмите хотя бы новые программы Эрмитажа — они сделаны с привлечением всех сопутствующих институций и технологических приемов. Или новые пространства Третьяковки и Русского музея.
Меняется не только музей, но и его взаимоотношения с посетителем. Человек перестает быть скованным, ограниченным, он уже не движется в выставочных залах как по рельсам.
Иммерсивная система восприятия экспозиции, тотальное погружение, вовлечение посетителя в пространство и тему. Посетителю в музее не только интересно, но еще и комфортно. Он знает, что, придя туда, получит не только информацию, но и удовольствие.
Мало знать, что подобного рода изменения необходимы — нужно понимать, что для их реализации нужны силы и деньги. Требуются перестройки всех ранее сложившихся систем, изменения пространства, пересмотр отношения к коллекции, реорганизации всей внутренней музейной жизни, вплоть до ремонта инженерных сетей, проведения новых коммуникаций. Все это требует ресурсов и в конце концов упирается в огромные суммы, но — заметьте! — которые находятся. Это не может не радовать.
Режиссер, партнер и креативный директор творческой студии Lorem Ipsum
Мы не называем себя кураторами. Кураторство предполагает, что мы что‑то обязательно экспонируем: есть художник, он творит какое‑то искусство, а куратор, неплохо в этом искусстве разбираясь, все это каким‑то образом компонует и представляет в новом свете. В том, что мы делаем, кураторская работа почти всегда присутствует, но мы скорее видим себя самостоятельными художниками, авторами, которые работают с пространством и рассказывают истории. Мы режиссеры, но только действо, которое мы создаем, происходит не на экране, а в пространстве музея. Или не обязательно музея — просто в пространстве. Рассказывая истории, мы используем приемы из кино, театра, радиоспектакля, светового шоу, и это не совсем традиционная экспозиционно-выставочная работа.
Думаю, музеи сейчас находятся в той же стадии, на которой когда‑то находилось кино. В начале двадцатого века мы уже умели фиксировать изображение на пленке и показывать картинки на экране, но не понимали, что такое монтаж, крупный план и так далее. Могли испугать людей прибывающим поездом, но не умели рассказывать полноценные истории. Позднее сформировался язык, на котором режиссеры научились говорить, а зрители понимать, — и барьер для рассказывания историй исчез. Наши мозги заточены на потребление историй. На протяжении тысячелетий мы бесконечно рассказываем друг другу истории, потому что нам нравится находить гармонию в хаосе, расставлять события в определенном порядке, искать связь между событиями, когда кажется, что что‑то из чего‑то следует и мир устроен не случайно. Драматургическое направление рано или поздно победит в любом нарративном искусстве — в том числе и в пространственном.
Зал, посвященный послевоенным сталинским репрессиям, в московском Еврейском музее и центре толерантности
С рассказыванием истории в пространстве есть определенная проблема: нарратив во многом противоположен интерактиву. Истории необходим автор и безраздельное внимание зрителя. Как, например, это происходит в кино? Вы входите в кинозал, вас привинчивают к креслу и говорят: внимание на экран! Громко, тихо, темп, монтаж, музыка — вы не принимаете никаких решений, не вступаете ни с чем во взаимодействие, — от вас требуется только смотреть. История заставляет нас идентифицироваться с тем, что происходит на экране. Мы забываем, что мы — это мы, и когда нам страшно, нам страшно не за героев, а за самих себя, и мы закрываем локтями жизненно важные органы и плачем, когда Леонардо ди Каприо тонет. Настоящая иммерсивность — это когда ваше сознание полностью погружается в придуманный автором мир. В музее все работает не так.
Хотите вы этого или нет, но вы вступаете с ним во взаимодействие и сами принимаете решение, что делать. Вы стоите на своих двух ногах и решаете, зайти в зал или не зайти, прочесть экспликацию или не прочесть, сходить в буфет и потом вернуться или нет. При таком интерактивном поведении очень трудно рассказывать истории. Если при просмотре фильма Тарантино вы три раза во время сеанса выйдете из зала покурить на десять минут и потом вернетесь, то это уже не кино, так его не смотрят. Читая детектив или Хемингуэя, не пролистывают страницы и главы. Поэтому у музеев есть некоторое противоречие: с одной стороны, мы хотим рассказывать истории и называем это сторителлингом, с другой — мы не можем загнать человека в трубу и заставить его, не отвлекаясь, смотреть только на то, что мы показываем, и именно в той последовательности, которая нами задана.
Я сейчас не говорю про картинные галереи — это вообще отдельная история, хотя и они находятся в поиске нового языка. Я думаю, что у музеев пока не получается дать человеку тот уровень переживаний, который могут дать хорошие фильмы, книги или, на худой конец, театр. Как в пространстве тронуть человека до слез? Как рассмешить? Как напугать? Над романами многие заливаются слезами — а сколько людей плачут на выставках? Музеи холокоста не в счет, поскольку тут слезы чаще всего заслуга не музейной экспозиции. Как достучаться до человека, который стоит на ногах, может этими ногами двигать и головой крутить в любую сторону? Как его парализовать и шприцом в мозг проникнуть, и накачать тем, чем надо? Пока непонятно. Но, думаю, это возможно.
Валенки, самовары, темнота, мат, яблоки, традиции народов Севера — предметом музейной коллекции может стать буквально что угодно. И даже если она не имеет исторической или художественной ценности, то вполне может приносить прибыль.
При этом закон фокусируется на государственных музеях и упускает из виду частные. А их, по данным Ассоциации частных и народных музеев России, в стране около 1200. Все это музеи, созданные по инициативе частных лиц, обычно — на собственные или привлеченные средства, без участия государства.
Владелец центра генеалогических исследований
Как правильно выбрать организационно-правовую форму музея
Как предпринимателю планировать финансы
У НКО же основная цель — культурно-просветительская. Эта форма требует жесткой отчетности. При этом им никто не запрещает извлекать доход из той деятельности, которую они ведут. Самый яркий пример — плата за входные билеты. Деятельность, по большому счету, приносящая прибыль в прямом смысле слова. Единственный нюанс: они эту прибыль не распределяют, как в коммерческих компаниях между учредителями, а расходуют, и делать это они должны на цели, связанные с созданием этого НКО. Например, на выплату заработных плат, рекламные цели, пополнение коллекций.
Даже саму музейную деятельность никто не запрещает развести по направлениям НКО и ИП.
Существует и компромиссный вариант — разделение бизнеса: музей может быть оформлен как НКО (мастер-классы и экскурсии тоже вполне укладываются в эту деятельность), а за доход от кафе или магазина на территории можно отчитываться по ИП на УСН.
Что учесть при создании бизнеса
Как на ярмарках продают книги, помощь людям и еду
В коллекции музея 2500 экспонатов — елочных игрушек, произведенных за последние сто лет лет в разных странах мира. Но игрушки без контекста не так интересны, поэтому в музее есть 12 залов, которые представляют историю празднования Нового года. Самая яркая и запоминающаяся часть музея — производство елочных игрушек: выдувка стеклянных шаров, серебрение и окраска. На мастер-классах гости могут попробовать сделать игрушку самостоятельно.
Также нужно понять и воможную сезонность в работе музея. Например, новогодний музей предсказуемо работает с ноября по январь, а музей лего — круглогодично, но с четверга по воскресенье, так как на неделе дети учатся. Такой подход помогает более точно составить бизнес-план и прогнозировать прибыль.
Другой важный аспект подготовки — поиск подрядчиков и сотрудников. На него нужно закладывать достаточно много времени, и даже с запасом, ведь срыв сроков часто чреват убытками.
Продвижение — все пути хороши
Читайте также: